Гончар Роман Леонтьев живёт и работает в городе Олонце. Он преподаёт керамику в детской художественной школе. О важности народного ремесла и работе со своими учениками-подмастерьями Роман рассказал Юлии Бараевой, члену команды Ассоциации «ЭХО».

О начале профессионального пути

Роман вырос в семье директора художественной школы и с детства находился в творческой среде.

— Мой отец — заслуженный работник культуры Карелии. Он много вложил в развитие культурного потенциала города Олонца, и я всё время находился в атмосфере, из которой черпал вдохновение и, в итоге, утвердился в мысли, что сам стану художником. После 9 класса я поступил в педагогическое училище № 2 в Петрозаводске на художественно-графическое отделение, а потом учился в Санкт-Петербурге, в РГПУ им. А. И. Герцена уже на художественно-графическом факультете. В университете я познакомился с прекрасным преподавателем — Игорем Михайловичем Захаровым, который вёл у нас курс по керамике. Он дал первые азы искусства, и я увлёкся глиной. В дальнейшем я уже не представлял своей жизни без керамики. Когда вернулся в Карелию, начал работать в художественной школе, встретился с преподавателем из Финляндии. Эркки Стениус — знаменитый мастер, занимается гончарным делом. Это был интересный опыт для меня.

В керамике есть два направления — функционал (например, кулинарная посуда), и керамика, которая считается интерьерной, которой просто любуются, смотрят на неё, вытирают с неё пыль... Естественно, в кулинарной посуде, прежде всего, важна техническая сторона дела: она не может быть некачественной. Заниматься этим — достаточно серьёзная заявка, и я долгое время работал именно на то, чтобы мои изделия стали качественными. Предлагать людям то, что мне не нравится, я просто не могу, это противоречит моим идеалам. Поэтому я даже отдавал свою посуду в лабораторию на проверку соблюдения всех требований и норм. Первые годы своей работы я проводил много времени в музеях: смотрел формы, фотографировал изделия, копировал их. Большим подспорьем стал музей-заповедник «Кижи», где меня попросили сделать этнографические копии.

«Гораздо лучше сохранить элитарность»

— Продукция ремесленников рассчитана, в первую очередь, на более узкую аудиторию?

— Гончарная керамика и всё, что с ней связано — это, конечно, часто предмет роскоши. У людей нет ежедневной потребности в её использовании. Да и в такие кризисные времена, как сейчас, люди думают о других вещах. В целом, конечно, они тянутся к горшкам, к древним формам керамики. Я объясняю это генетической памятью.

Но я, как ремесленник, всё равно не могу тягаться ни с «ИКЕА», ни с другими гигантами, которые создают массовую продукцию. Лучше сохранить элитарность. Да, ручной труд не дешёвый, он не такой доступный, как многим кажется. У ручного труда должна быть уникальность, по-другому в наше время никак. Действительно, становится сложно производить изделия. Особенно в условиях нашего климата, где я даже среди белого дня вынужден включать освещение и отапливать мастерскую с сентября по июнь. Мы — заложники климата. Поэтому ручной труд остаётся дорогим. Но люди всё равно тянутся, они понимают, что лучше купить своё, родное.

Я считаю, что национальная керамика, национальное ремесло потихонечку у нас создаются.

Про подмастерьев и трансляцию национальной культуры

— Вы преподаёте в школе. Расскажите про этот опыт? Много ли ребят ходит на керамику?

— Если руку на сердце положить, то я, конечно, прежде всего, преподаватель. Я учитель, преподаю керамику пять дней в неделю. У нас академическая система образования, мы сохранили её в своей школе. У детей целая палитра предметов — рисунок, живопись, керамика, история искусства и декоративно-прикладное искусство. Я считаю, это уникально! Приезжают туристы, говорят, что у такое невозможно — чтобы ради 100 детей государство содержало целую школу, да ещё и с такой палитрой предметов. И в этой палитре есть мой предмет — керамика, где дети учатся, как лепить из глины, пробуют себя на гончарных кругах, знакомятся с технологией керамики. То есть по полному производственному циклу узнают, что такое керамика, что такое глина, как её добывать и обрабатывать, делать из неё изделия и их сушить. Я надеюсь, что после окончания школы дети становятся специалистами в этом вопросе. Начальные знания у них 100 % неплохие.

— Вы видите в этом какую-то миссию — продолжать ремесло и передавать свой опыт, традиционные знания?

— Да, я преподаю и, можно сказать, что транслирую свой ремесленный опыт. Считаю, что это одно из важных составляющих мастера. Любой ремесленник всегда является адептом своей национальной культуры. Зачем искать что-то новое, когда всё уже давно открыто, и тебе всего лишь нужно транслировать эти знания... Мне кажется, самый простой способ — когда ты берёшь свои корни и начинаешь в них разбираться, потихоньку понимаешь, что такое карельский гончарный промысел, который необходимо развивать. Достаёшь формы, которые можно повторить, ищешь фотографии и образцы в музеях.

Если бы я был только мастером, то не смог бы так хорошо это передавать. А так, я знаю, что у меня есть ученики, которые хотят углублённо заниматься керамикой, гончарным делом. Я их называю подмастерьем. И они стараются прийти ещё и ещё раз, посетить мастерскую, принять участие в какой-то технической стороне дела, помочь с глиной. Я поощряю этот интерес.

— Были ученики, которые потом тоже связали свою жизнь с гончарным делом?

— Да, у меня есть ученик, который после окончания художественной школы профессионально занялся гончарным делом в Ленинградской области — он окончил реставрационный лицей, факультет художественной культуры. Но даже если ребята не занимаются этим профессионально, навык не теряется. Как-то по ремесленной ярмарке, организованной в Олонце в рамках празднования Дня Республики (в 2017 году — Ю. Б.), гуляла моя ученица, которая ещё в 2007 году окончила художественную школу, и с тех пор она ни разу не садилась за гончарный круг. Так вот, во время ярмарки она подошла ко мне и попросила сесть за круг, и у неё всё получилось! Мне было очень приятно и довольно неожиданно! Дети, которые в тот день помогали мне в проведении мастер-классов, с удивлением смотрели на взрослую женщину, которая пришла и создала глиняную плошку.

— У вас есть дети. Они интересуются керамикой?

— Да, у меня трое детей, но они пока не увлекаются керамикой. Однажды прочитал в журнале «Вокруг света» 1975 года интервью с одним латвийским гончаром, где он говорил, что специально никто никого не заставлял садиться за гончарный круг. И сам он начал заниматься своим любимым делом только после армии. Может быть, мои дети тоже потихоньку разовьют в себе этот интерес.

— В Вашей профессии часто приходится адаптироваться к современным требованиям? Тенденции постоянно меняются?

— Да, мастеру самому постоянно приходится учиться. Творчество заключено в том, что ты всё время ищешь, как сделать лучше и интереснее. Сплошь и рядом нужно адаптироваться к современным требованиям. То же чернение глиняных изделий молоком потихонечку уходит и становится не таким интересным покупателю. Все сейчас переходят на белую глину, на красивые глазури. Люди больше интересуются новыми яркими материалами.

В наше время можно купить любые материалы для производства, все они интересные, красивые. Всё время хочется экспериментировать, пробовать что-то необычное!

Про трансформацию ремесленного дела

— В других странах произошла трансформация. Ремесленники, которые когда-то обслуживали ежедневные потребности населения в посуде, которая постоянно билась, трансформировались в маленькие художественные ателье, где можно поработать, и взять с собой уникальный образец. Как и в нашей стране, там в определённый период времени начали работу огромные заводы по производству серийной посуды, которая была необходима для кухни. На рубеже 1900–1920-х годов эти маленькие мастерские должны были потихонечку превратиться в ателье. Я был несколько раз в Швеции, видел подобные ателье, которые, действительно, очень давно работают. Одна женщина-мастер рассказала, что печку сложил предок её мужа, возвращаясь из крестового похода: он познакомился с испанским гончаром, который приехал в Швецию, и они вместе сделали печь. И печь эта до сих пор работает, она не ломалась, то есть традиция не нарушалась. Нельзя сказать, лучше это или хуже, чем то, что было у нас. Сейчас и в нашей стране происходит практически то же самое — мы развиваемся и идём своим путём.

Та же история была после Второй мировой войны, когда все заводы были разбиты, разгромлены, и срочно нужна была посуда. При заводах, которые были практически в каждом городе, обязательно существовал гончарный цех, и он делал посуду днём и ночью в больших количествах, из плохонькой глины, которая предполагалась для изготовления кирпичей. Эти заводики, цеха тоже в 1950–1960-х годах из экономики убирали, потому что заработали огромные заводы по производству посуды. Это тоже логично и, наверное, правильно. Но и гончарное ремесло сохранилось. Просто соединились уже сложившийся рынок, фирмы, которые обслуживали этот гончарный бум, возникший на Западе, и увлечение именно керамикой, глиной. Это как у нас есть художники, и есть художественные магазины. Так и там есть магазины для мастеров, где есть выбор глазури, глины. Но, как я и сказал, у нас тоже потихоньку это всё приходит. Я закупаюсь материалом в Петербурге, и там есть такие же магазины. Выбор прекраснейший!

Фото: Илона Олконен, проект «Код северных ремёсел»