Ножи мурманчанин Максим Прожеваров любил с детства, клинки затачивал из любого подручного материала. Филолог, философ и богослов по образованию, с холодным оружием не расставался никогда. Уже больше десяти лет северные ножи — его главное дело. Сегодня Максим состоит в гильдии оружейников России (а в ней на всю страну лишь одиннадцать кузнецов).

— Кузнец всем ремёслам отец, — говорит Максим Прожеваров. — А нож? Был бы нож, будет и всё остальное. Древнейший инструмент человека, без него выжить было бы сложно. Раз уж бог не дал ни зубов, ни когтей, человек сделал нож.

Максим не считает себя ремесленником. Его ножи — это уже почти искусство. Недавно вернулся со стажировки в запасниках Эрмитажа: изучал холодное оружие в фондах, была возможность рассмотреть каждую деталь, каждую мелочь. Работа с артефактами — это уже допуск на высший уровень. После этого, говорит Максим, следующий шаг — участие в музейной выставке. Признание того, что ты делаешь свою работу на уровне мастеров, которые вошли в вечность.

— Есть такое шоу — «Между молотом и наковальней», — рассказывает Максим. — Очень известное американское шоу, где кузнецы выполняют разные задания, куют клинки на скорость. Так вот, я смог посмотреть ровно полсерии. Потому что понял, что давно перешагнул этот дилетантский уровень.

— То есть вам скучно? Или вы видите очевидные ошибки?
— Во-первых, на их месте должен был быть я. Во-вторых, жалко времени — ничего нового тут не узнаешь. И плюс, знаете, несостыковка в хронологических моментах. Потому что сделать за день инструментальную ковку — нереально. Это самый сложный вид ковки, и нужно учитывать процессы, которые происходят в материале. Ведь ты несёшь ответственность не только за эстетику, но и за функционал.

— Ваши ножи функциональны?
— Я всегда работаю с инструментальными материалами. Здесь нужно гарантированное качество. Понятно, что я не копаю руду — исходные куски металла покупаю на проверенных металлобазах. Знаю, что это за марка металла, уверен, что смогу её грамотно термически обработать (раскалить и так далее). Работаю на результат, на эффект — а он в самом лезвии.

А кузница мне понадобилась, когда я «заболел» дамасской сталью. Это совсем другая история. Вот узоры на ножах: я сам замешиваю краски для творчества (то, что художники по металлу давно делать перестали). Размешиваю разные сорта металла, выкладываю из них мозаики при высокой температуре. Это моё. Это только у меня.

— А почему для рисунков на лезвии выбрали петроглифы?
— У меня в детстве была книга Линевского «Листы каменной книги». Она о петроглифах Карелии, у нас здесь, в Мурманской области, наскальных рисунков поменьше. Есть в Умбе, канозерские наскальные рисунки. А на самом крайнем Севере нет.

Но если чего-то нет, иногда нужно придумать. И применить в работе. Вот у меня лезвие текстурированное, там два слоя травления идёт — это имитация каменной поверхности.

И сверху петроглифы: как правило, олени, иногда люди, иногда лодки, охота на белуху. Самые известные северные рисунки.

Смысл в том, что, оперируя в данном случае общеизвестными архетипами (а именно северными петроглифами), можно создать что-то своё, интерпретировать, опираясь на твёрдую почву традиции. Переосмыслить её.

— И это покупают?
— Да. Хотя времена были всякие, сразу скажу. Иногда на последние деньги брал корм кошачий (потому что коту не объяснишь, отчего в миске пусто).

Даже выйти на уровень первых заказов, сарафанного радио не так просто. Потому что творчество должно поддерживаться деньгами. Ремесло может быть средством заработка, да, а искусство — это другой уровень, скажем так. Тут без людей, заинтересованных в конкретном мастере, невозможно выйти на уровень жизнеспособности.

— Хорошо, когда находится меценат, инвестор. А если нет? Как действовать?
— Ну, смотрите, тут история такая. Первым этапом является создание товарного запаса и работа с точками реализации в регионе. Создание групп в соцсетях. Но вообще сувенирные магазины по Северу дают определённый финансовый поток, он перекрывает хотя бы первичные финансовые запросы.

Ряд заказов люди делают в частном порядке (когда хотят что-то усложнённое, из другой ценовой категории). Потому что мы понимаем, что сувенирные магазины — это не то место, где можно продавать очень дорогие вещи. Предметы, которые относятся к высшему ремеслу, к искусству. Здесь следующий шаг — участие в выставках.

— И на московскую выставку «Клинок» вы заявились как самый северный кузнец России?
— Я приехал с такой заявкой: мы — самый северный магазин России, где можно купить настоящий нож. Люди приходили поспорить, вспоминали Норильск (я просил их назвать производителя из Норильска). И в результате покупали у меня нож.

Но к этому надо было подойти, осмыслить бизнес-план. Если человек что-то производит и хочет свой товар продавать, он должен понимать, почему у него должны купить. И где взять стартовые деньги?

Поэтому моя творческая биография началась с заявки на губернаторский грант. Это же вполне логично, да? Но это сложная тема для очень многих ремесленников, потому что они считают, что у них ничего не получится: «там всё разворовывается, мне ничего не дадут». Люди боятся ответственности, не разбираются в бухгалтерии. Напрасно. Потому что есть формы поддержки, которые работают. И как раз, если реальные мастера не будут в таких конкурсах участвовать, их место займут какие-нибудь шарлатаны.

— Расскажите про свой бизнес-план поподробнее.
— Я сразу очень чётко указал привязанность к региону. Допустим, все лезвия у меня на типовых ножах, но они украшены гравировкой в виде наших северных петроглифов.

Следующий момент — использование эндемичных материалов при создании рукояти. Только северное дерево, только олений рог. Должна быть привязка, чтобы человек, покупая такую вещь, следовал традициям северных ножей (если он охотник или рыбак, знает, что покупает). Либо эти вещи будут покупаться на память людьми в память о регионе.

Сделать просто нож — это значит пойти на соревнование с китайцами. А их никогда не победить. Это не вариант, поэтому нужно быть самобытным. Но, следуя традиционным форм-факторам, нужно дополнять их чем-то от себя. И вот тогда начинается творчество, переосмысление.

А это уже выход на уровень душевности, которая людям нравится. Они покупают не штамповку. Раньше ножи привозили из Финляндии и Норвегии — это была настоящая северная экзотика. Теперь остались только мы.

— И всё равно многие мастера не рискуют заявлять о своем ремесле публично.
— Да, есть такой тип ремесленников, которые сидят в мастерских, ни в чем не участвуют, боятся выходить на сцену.

А сцена эта наша жизнь. И то, что мы выносим в виде наших работ, изделий — это то, что останется после нас. На века. И этого не надо бояться. Мало только получать удовольствие от своей работы, эта безвестность, она не на пользу. Поэтому отлично было бы мастерам объединяться и создавать эту сцену. Иногда кого-то надо столкнуть в воду, чтобы человек учился плавать.

И никогда не надо недооценивать свой труд. Мы знаем стоимость материалов и инструментов, но часто не понимаем ценности наших умений. А ведь у нас ничего нет в этой жизни, кроме времени. И когда мы продаем свои работы — это не просто деньги, это сгущенная наша жизнь. То, что нам нужно для продолжения творчества.

И если мы нашу жизнь недооцениваем, то и живем вхолостую. И в творчестве — тоже стоим на месте.